Вместо предисловия: Sirius_Black, возрадуйся! Ибо тут есть немного Кроули. А в следующей части будет много Кроули.


***

Анафеме Приббор – ее мать не была великим знатоком в вопросах религии и потому, прочитав однажды слово, решила, что это прекрасное имя для девочки – было восемь с половиной лет, и сейчас, забравшись под одеяло с фонариком, она читала Книгу.

Другие дети учатся читать по букварям с красочными картинками арбузов, барабанов, волков и так далее. Но не в семействе Приббор. Анафема училась читать по Книге.

В ней не было никаких апельсинов и барабанов. Зато была довольно хорошая гравюра восемнадцатого века, изображающая горящую у столба Агнесс Безум, которая была вполне довольна этим.

Первое слово, которое она могла разобрать, было «хорошие». Очень немногие люди восьми с половиной лет знают, что «хороший» так же означает и «совершенно точный», и Анафема была одной из них.

Второе слово было «аккуратные».

Первым прочитанным ею вслух предложением было:

«И говарю я вам, и аблекаю славами сими. Паедут Четверо, и еще Четверо, и Трое паедут по Небу как твекс, и Адин паедет в пламени; и ништо не астановит их: ни рыба, ни дощь, ни дорога, ни Дьявол и ни Ангел. И ты тоже там будишь, Анафема».

Анафеме нравилось читать о себе.

(Есть книги, которые заботливые родители, читающие правильные воскресные газеты, могут заказать в издательстве, причем у героя или героини будет имя их ребенка. Это делается, чтобы заинтересовать ребенка в чтении. В случае с Анафемой, в Книге была не только она – и это уже ясно – но и ее родители, и их родители, и все остальные, вплоть до семнадцатого века. Пока что она была слишком мала и слишком эгоцентрична, чтобы придавать какое-либо значение тому факту, что в Книге не упоминалось о ее детях, или же вообще о событиях в ее будущем далее, чем на одиннадцать лет вперед. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет кажутся целой жизнью, и, конечно же, если верить Книге, так оно и будет).

Она была умной девочкой с бледным лицом и черными волосами и глазами. Обычно она заставляла других чувствовать себя неуютно при ней – семейная черта, унаследованная вместе со слишком большими для нее экстрасенсорными способностями от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.

Она рано повзрослела и умела держать себя в руках. Единственным, за что ее когда-либо бранили учителя, был правописание – не столько ужасное, сколько устаревшее лет на 300.



***