Бывали и гораздо лучшие попытки марширования. Например, у пингвинов. Сержант Джекрам сидел на задке повозки и выкрикивал команды, но рекруты все равно шли так, будто им никогда не приходилось передвигаться из пункта А в пункт Б. Сержант задавал ритм, но потом остановил повозку и объяснил некоторым принципы «право» и «лево», и они наконец покинули горы.
Полли вспоминала те первые дни со смешанным чувством. Они постоянно маршировали, но она была привычна к долгим переходам, и ее сапоги были довольно удобны для этого. Штаны уже не натирали кожу. Водянистое солнышко пыталось светить. Холодно еще не было. И все было бы прекрасно, если бы не капрал.
Она гадала, как Страппи, чей нос теперь был похож на сливу, разберется с ситуацией между ними. Как оказалось, он пытался притвориться, будто ничего не произошло, и как можно меньше связывался с Полли.
Он не щадил остальных, хотя и был избирательным. Маледикта он оставил в покое, как, впрочем, и Карборунда; Страппи мог быть кем угодно, но уж точно не самоубийцей. Игорь же его озадачивал. Он выполнял все глупые указания, что давал ему капрал, и делал это настолько быстро, искусно и с таким видом, будто был счастлив от этой работы, что капрал оставался в полнейшем замешательстве.
читать дальшеОстальных он выбирал беспричинно, кричал на них, пока они не делали какой-нибудь незначительной ошибки, и затем орал на них еще сильнее. Чаще его жертвой был рядовой Гум, более известный как Уоззи. Он был тощим, с круглыми глазами, нервным, а перед едой он громко произносил молитву. К концу первого дня его могло стошнить от одного крика Страппи. А потом капрал смеялся.
Хотя он не совсем смеялся, заметила Полли. Вместо этого получалось нечто похожее на резкое полоскание слюны за гортанью, что звучало примерно как гхнссссш.
Его присутствие становилось проклятием. Джекрам редко вмешивался, хотя часто наблюдал за ним, и однажды, когда Полли поймала его взгляд, он подмигнул ей.
В первый же вечер Страппи криком заставил их вытащить из повозки палатку, криком приказал поставить ее и, после ужина из черствого хлеба с сосиской, он криком собрал их у доски, чтобы поорать на них. Поверх доски было написано «ЗА ЧТО МЫ СРАЖАЕМСЯ», а ниже стояли пункты 1, 2, 3.
- Внимание! – ударил он по доске прутом. – Кое-кто считает, что вы, юнцы, должны знать, за что именно мы сражаемся в этой войне, ясно? Так что – слушайте. Пункт Первый, помните город Липцз? Он был вероломно атакован армией Злобении год назад! Они...
- Простите, но мне казалось, что мы атаковали Липцз, капрал, - перебил Шафти. – В том году говорили...
- Ты что, пытаешься умничать, а, рядовой Маникль? – взвился Страппи, называя величайший грех в его собственном списке.
- Просто хотел знать точно, капрал, - ответил Шафти. Он был коренастым и немного полноватым и походил на тех людей, что постоянно суетятся вокруг, надоедая своими попытками помочь и берясь за те небольшие дела, с которыми вы не прочь были бы справиться и сами. Было в нем что-то странноватое, хотя, если учесть то, что сейчас он сидел рядом с Уоззи, который был странным во всех отношениях, и, возможно, даже заразным...
...и который попался на глаза Страппи. Связываться с Шафти не было никакого толку, но Уоззи, что ж, на Уоззи всегда стоило поорать.
- Ты слушаешь, рядовой Гум? – вскричал он.
Уоззи, уставивший вверх закрытые глаза, вдруг встрепенулся.
- Капрал? – он дрожал, глядя на подходящего Страппи.
- Я спросил, ты слушаешь, Гум?
- Да, капрал!
- Правда? И что же ты слышал, а? – голос Страппи источал патоку, приправленную кислотой.
- Ничего, капрал. Она не говорит.
Страппи глубоко вдохнул.
- Ах, ты, бесполезная, никчемная кучка...
И тут раздался звук. Он был скромным и невзрачным, одним из тех, что вы слышите каждый день, звук, который выполнял свою работу, и который никто никогда не стал бы насвистывать или вставлять в сонату. Это был просто скрежет стали о камень.
С другой стороны костра Джекрам опустил саблю. В одной руке был точильный камень. Почувствовав их взгляд, он повернулся.
- Что? А. Просто решил заточить их, - невинно ответил он. – Прости, если перебил тебя, капрал. Продолжай.
Какое-то животное чувство самосохранения заставило капрала оставить Уоззи в покое и вернуться к Шафти.
- Да, да, мы тоже напали на Липцз... – начал он.
- А до злобениан, или после? – спросил Маледикт.
- Вы будете слушать или нет? – прикрикнул Страппи. – Мы храбро заняли Липцз, который был на территории Борогравии! А потом эти вероломные брюквоеды украли его у нас...
На этом месте Полли немного отвернулась, поскольку перспективы увидеть обезглавливание Страппи уже не было. Она знала эту историю. Почти половина из тех, кто приходил пить с ее отцом, участвовали в атаке города. Но никто не спрашивал их, хотят ли они этого или нет. Кто-то просто крикнул «В атаку!»
Вся проблема была в реке Кнэк. Она вилась по плодородной илистой равнине, точно оброненная проволока, но иногда из-за новых притоков или даже повалившегося дерева она разламывалась, точно прут, и поворачивала свое русло на несколько миль. А ведь эта река была границей между двумя странами...
- ...но в этот раз все на их стороне, мерзавцы! – услышала она, оставляя свои мысли. - И знаете почему? Все из-за Анк-Морпорка! Потому что мы не пропускали их почтовые кареты на нашу землю и разрушили их щелкающие башни, которые были Отвержены Нугганом. Анк-Морпорк – безбожный город...
- Мне казалось, там более трехсот мест поклонения, - перебил его Маледикт.
Страппи уставился на него в безмолвной ярости и смотрел до тех пор, пока вновь не обрел способность говорить.
- Анк-Морпорк богомерзкий город, - поправился он. – Ядовит, как и их река. Вряд ли пригоден для людей теперь. Ведь они пускают всех – зомби, оборотней, гномов, вампиров, троллей... – он вспомнил, кто его слушает, замялся и поправился вновь - ...что в некоторых случаях может и хорошо, конечно. Но это ужасное, похотливое, беззаконное, перенаселенное место, и потому-то князь Генрих его так любит! Этот город завладел им, подкупил его дешевыми побрякушками, потому что именно так Анк-Морпорк и поступает. Они покупают вас, ты прекратишь перебивать или нет! Как я смогу вас научить хоть чему-нибудь, если вы будете постоянно задавать вопросы?
- Мне просто интересно, почему он перенаселен, капрал, - произнес Тонк. – То есть, если там все настолько плохо.
- Потому что они тупы, рядовой! И они прислали сюда полк, чтобы помочь князю Генриху захватить нашу любимую Родину. Он отвернулся от праведных путей Нуггана и принял Анк-Морпоркскую безбожн... богомер-зость, - Страппи, казалось, был доволен своим ответом, и продолжил. – Пункт Два: кроме всего прочего Анк-Морпорк прислал Мясника Ваймса, самого ужасного человека во всем этом ужасном городе. Они не отступятся, пока не уничтожат нас!
- Я слышал, что Анк-Морпорк просто разозлился из-за того, что мы уничтожили эти башни, - вставила Полли.
- Они были на нашей территории!
- Да, но ведь до того они были на территории Злобении... – начала Полли.
- Слушай сюда, Партс! – Страппи злобно замахал на нее. – Нельзя стать такой же великой страной как Борогравия, не наживая себе врагов! И это подводит нас к Пункту Три. Партс, ты сидишь тут и думаешь, что ты такой умный, да? Вы все такие. Я вижу. Что ж, тогда подумайте вот над этим: может, вам и не все нравится в своей стране, так? Может, это не самое лучшее место, но оно наше. Вы думаете, что законы здесь не самые правильные, но они наши. Может горы и не самые красивые и не самые высокие, но они наши. Мы сражаемся за то, что наше, ясно? – Страппи положил руку на сердце.
Восстаньте, сыны Родины!
Не пить вам больше вина из кислых яблок...
Не пить вам больше вина из кислых яблок...
Они все присоединились, на разных уровнях громкости. Просто потому, что ты должен. Даже если ты всего лишь открываешь и закрываешь рот, ты должен. Даже если ты просто повторяешь «нэй, нэ, нэ», ты должен. Полли, будучи из тех людей, кто в подобные моменты пристально рассматривает остальных, заметила, что Шафти поет все слово в слово, а на глазах Страппи блестят слезы. Уоззи не пел совсем. Он молился. А это хорошая идея, кивнула ей мысль из одного из предательских уголков сознания.
К всеобщему изумлению, Страппи продолжил петь – в одиночестве – весь второй куплет, который никто толком уже и не помнил, и самодовольно улыбнулся им: Я-больший-патриот-чем-вы.
После они попытались заснуть. От двух одеял земля мягче не стала. Некоторое время они лежали молча. Джекрам и Страппи спали в своих палатках, но инстинктивно новобранцы подозревали, что Страппи будет подсматривать и подслушивать у входа в палатку.
Через час, когда дождь застучал по парусине, Карборунд произнес:
- Латно, кажеца, я понял. Если люди - грууфарские глупцы, то мы будем драться за эту грууфарскую глупость, потому што этто наша глупость. И этто будет хорошо, так?
Кто-то из них сел, пораженный подобным заявлением.
- Я понимаю, что должен бы знать это, но все же, что значит это «грууфарский»? – в темноте раздался голос Малдикта.
- А, этто... да, когда папа-тролль и мама-тролль...
- Хорошо, да, кажется, я понял, спасибо, - заторопился Маледикт. – А здесь у нас, друзья мои, не что иное, как патриотизм. Хороша она или нет, но это моя страна.
- Ты должен любить свою страну, - произнес Шафти.
- Ладно, что именно? – голос Тонка донесся из дальнего угла палатки. – Утренний свет над горами? Ужасную еду? Эти чертовы Отвержения? Или всю мою страну, кроме того кусочка, на котором сейчас стоит Страппи?
- Но мы же воюем!
- Да, вот тут-то они нас и поймали, - вздохнула Полли.
- Что ж, я не куплюсь на это. Грязная игра. Они отмахиваются от тебя, но стоит им рассориться с другой страной, как тут уже ты должен сражаться за них! Страна становится только твоей, когда речь заходит о войне! – вспылил Тонк.
- Все лучшие люди сейчас в этой палатке, - раздался голос Уоззи.
Тишина смущения заполнила палатку.
Дождь все продолжался, и вскоре брезент стал протекать.
- А что будет, эмм, если ты завербуешься, а потом решишь, что тебе это не надо? – наконец произнес кто-то.
Это был Шафти.
- Кажется, это называется дезертирством, и тебе отрубят голову, - ответил Маледикт. – В моем случае это будет пустой тратой времени, но ты, дорогой Шафти, поймешь, что это поставит крест на всей твоей будущей карьере.
- Я никогда не целовал эту чертову картину, - признался Тонк. – Я перевернул ее, когда Страппи не смотрел на меня, и поцеловал ее сзади!
- Они все равно скажут, что ты целовал герцогиню, - махнул Маледикт.
- Ты п-поцеловал г-герцогиню сзад-ди? – ужаснулся Уоззи.
- Это была всего лишь картина, ясно? А не она сама. Ха, да я б и не стал целовать, если б это было так! – из разных уголков палатки донеслись хихиканья и какой-то смешок.
- Это было п-подло! – шипел Уоззи. – В раю Нугган видел как ты это с-сделал!
- Это была всего лишь картина, пойми, - пробормотал Тонк. – В любом случае, какая разница? Сзади или спереди. Мы все здесь, и я не вижу ни бифштексов, ни бекона!
Что-то прогудело наверху.
- Я завербовался, штоб увидеть иностраные места и встретить эротических людей, - произнес Карборунд.
Это вызвало минутное размышление.
- Ты, наверное, имеешь ввиду, экзотических? – спросил Игорь.
- Да, вроде того, - согласился тролль.
- Но они всегда врут, - сказал кто-то, и только потом Полли поняла, что это была она. – Они врут все время. Обо всем.
- Аминь, - согласился Тонк. – Мы сражаемся за врунов.
- Ха, они могут быть лжецами, - прикрикнула Полли, довольно похоже повторяя тявканье Страппи, - но они наши лжецы!
- Хватит, хватит, детишки, - утихомирил их Маледикт. – Давайте все же попытаемся хоть немного поспать, а? Но для начала дядюшка Маледикт расскажет вам сказочку на ночь. Однажды, когда мы попадем на поле битвы, капрал Страппи будет возглавлять нас. Разве же это не будет чудесно?
- Хочешь сказать, он будет перед нами? – спросил Тонк через мгновение.
- Да. Я вижу, ты меня понял, Тонк. Прямо перед тобой. На шумном, безумном поле, где все перепутано и столько всего может случиться.
- И у нас будет оружие? - задумчиво пробормотал Шафти.
- Конечно. Мы же будем солдатами. И враг будет прямо перед нами...
- Отличная сказка, Мал.
- Спи давай, малыш.
Полли перевернулась и попробовала устроиться поудобней. Все это вранье, подумала она. Просто одна ложь кажется приятней, чем другая. Люди видят лишь то, что хотят. Да и я ведь тоже подделка.